Ahmatova, Anna Andrejevna: A mesterség titkai (Тайны pемесла in Hungarian)

1. ТВОРЧЕСТВО

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов.
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно как в лесу растет трава,
Кaк по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звопочки,–
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

2

Мне ни к чему одинческие рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Танитсвенная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость нам и мне.

3. МУ3А

Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Myзoй,
Говорят: «Ты с ней на лугу...»
Говорят: « Божественный лепет...»
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.

4. ПОЭТ

Подумаешь, тоже работа, –
Беспечное это житье:
Подслушать у музьки что-то
И выдать шутя за свое.

И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.

А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.

Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жнзни лукавой,
И все – у ночной тишины.

5. ЧИТАТЕЛЬ

Не должен быть очень несчастным
И, главное, скрытным. О нет! –
Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.

И рампа торчит под ногами,
Все мертвенно, пусто, светло,
Лайм-лайта холодное пламя
Его заклеймило чело.

А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.

Там все, что природа запрячет,
Когда eй угодно, от нас.
Там кто-то беспомощно плачет
В какой-то назначенный час.

И сколыко там сумрака ночи,
И тени, и сколько прохлад,
Там те незнакомые очи
До света со мной говорят,

За что-то меня упрекают
И в чем-то согласны со мной
Taк исповедь льется немая,
Беседы блаженнейший зной.

Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг,
А он неизменен и вечен –
Поэта неведомый друг.

6. ПОСЛЕДНЕЕ CTИXOTBOРЕНИЕ

Одно, словно кем-то встревоженный гром
С дыханием жизни врывается в дом,
Смеется, у горла трепещет,
Н кружится, и рукоплещет.

Другое, в полночной родясь тишине,
Не знаю откуда крадется ко мне,
Из зеркала смотрит пустого
И что-то бормочет сурово.

А есть и такие: средь белого дня,
Как будто почти что не видя меня,
Струятся по белой бумаге,
Как чистый источник в овраге.

А вот еще: тайное бродит вокруг –
Не звук и не цвет, не цвет и не звук, –
Гранится, меняется, вьется,
А в руки живым не дается.

Но это!... по капельке выпило кровь,
Как в юности злая девчонка – любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.

И я не знавала жесточе беды.
Ушло, и его протянулись следы
К какому-то крайнему краю,
А я без него... умираю.

7. ЭПИГРАММА

Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, боже, как их замолчать заставить!

8. ПРО СТИХИ

Владимиру Нарбуту

Это – выжимки бессонниц,
Это – свеч кривых нагар,
Это – сотен белых звонниц
Первый утренний удар...
Это – теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это – пчелы, это – донник,
Это – пыль, и мрак, и зной.

9

Осипу Мандельштаму

O, как пряно дыханье гвоздики,
Мне когда-то приснившейся там –
Там, где кружатся Эвридики,
Бык Европу везет по волнам;
Там, где наши проносятся тени,
Над Нeвoй, над Нeвoй, над Невой;
Там, где плещет Нева о ступени, –
Это пропуск в бессмертие твой.
Это ключики от квартиры,
О которой теперь ни гу-гу...
Это голос таинственной лиры,
На загробном гостящей лугу.

10

Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим:
То, что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
У меня не выяснены счеты
С пламенем, и ветром, и водой...
Оттого-то мне мои дремоты
Вдруг такие распахнут ворота
И ведут за утренней звездой.

1936-1960

AZ ALKOTÁS

Van úgy, hogy édes fáradtság nyügöz le,
és régi órák visszazengenek,
vihar vonultán ég morajlik messze,
és fogoly hangok, ismeretlenek
rémlenek, fojtott panaszok, sírások.
Valami titkos kör folyton szükül,
s kútmélyéből a tompa suttogásnak
felzeng egy hang a többi hang közül,
legyőzi mind, és csend lesz körülötte,
hallani, a fű hogy nő a mezőn,
szavak hallatszanak, közeledőn,
csengők zendülnek meg, könnyű ütemre –
érteni kezdem már, tollat fogok,
s mintha diktálnák - a fehér füzetbe
egymás alá simulnak a sorok.

FENNKÖLT ÓDÁKKAL KÁR KISÉRLETEZNEM...

Fennkölt ódákkal kár kisérleteznem,
s erőltetnem cifra elégiát.
Bennem magától születik a vers, nem
tudatosan csinált.

Úgy nő, nincs benne semmi szégyenérzet,
úton-útfélen, kerítés tövén,
pitypang, lapu, laboda közt tenyészve,
akár egy gyomnövény.

Valaki rám rivall; kátrányillat - beszívom;
a falon fura penészrajzolat -
s már szól a vers, gyöngéden vagy kihívón,
bárhogy, örömet ad.

1940

A MÚZSA

Hogy bírjam el életem átkát?
És még Múzsának titulálják!
„Ti ketten a ligetben..." - vélik.
Meg hogy: „A csókjától olvadozol..."
Ráz, holtra dermeszt, ha szól.
S meg se nyikkan egy álló évig.

A KÖLTŐ

Nem munka, csak némi merészség;
és gondtalan ringat a lét –
kifülelsz ezt-azt, a zenéjét,
előadod mint magadét.

Belopva a sorba egy scherzót,
vidám ütemére fogod:
száll földeken, fényben a jajszó,
tört szív fájdalma dobog.

Kihallgatod, hogy zúg az erdő,
a fenyő vajh mit hallgat el,
amíg le nem hull a derengő
ködfátyol, a szürke lepel.

Így innen is, onnan is elcsensz,
az élet bár illan odább,
s nincs bűntudatod, ha a versen
az éjszaka csendje üt át.

Kornarovo, 1959 nyara

AZ OLVASÓ

Ne törje nagyon meg a bánat,
s főleg zárkózott ne legyen. –
A költő nyitott a világra,
így érti meg őt a jelen.

Holt űr veszi körbe a deszkán,
a rivalda fénye ha süt,
s homlokára e köz-piedesztál
hidegtüzü bélyeget üt.

Merő titok mind, aki olvas:
mint földben elásva a kincs –
legyen bár a legnyomorultabb,
kinek soha egy szava sincs.

A természet telje, a tárház,
mind ő - s ami rejtve marad.
Valahol valakit zokogás ráz,..
ki tudja miért, ki miatt.

És éjszaka, éjszaka főleg,
sokasítva az árnyakat itt,
szemek, nem ismerem őket,
beszélgetnek virradatig,

most helytelenítve, de aztán
megint egyetértve velem,
és vallanak, vallanak némán
e mámoros éjjeleken.

Oly szűk a kör, kurta a pálya,
és elfogy végül a szó,
de örök, hű, igaz barátja
költőnek az olvasó.

Komarovo, 1959 nyara

AZ UTOLSÓ VERS

Dörgés, valahonnan felszabadul,
lég reszket, az élet tör be vadul,
torkon ragad, játszik a húron,
föl-fölkacag, tapsikol, ujjong.

Vagy éppen az éjfél csendje szüli,
besurran, az ajtót elkerüli,
néz rám a tükörsivatagból,
mormol valamit, komoran szól.

Máskor, napvilágnál, észre se vesz,
fehér papiron hullámzani kezd,
forrás fakad így, keres ágyat,
mint árokban tiszta viz árad.

Van aztán a titkos, a kósza, vagyis
e hang-se-de-szín-se-mihaszna hamis;
cserélgeti kóbor alakját,
hogy élve el sose kapják.

Ez meg! - kiszítta belőlem a vért,
boszorka leány, szerelmi lidérc,
nem mondta meg, magamra mért hagy,
elnémult - egy szóra se méltat.

Nincs kín, ami jobban fájna nekem,
eltűnt, hogy azóta nyomát se lelem,
ki tudja, mily messzi vidéken,
én meghalok nélküle - végem.

1959

EPIGRAMMA

Szerzett-e Beatrice verset Dante módján?
Szonettet Laura, szerelmi lángba szőttet?
A nők tőlem tanultak meg beszélni, mondják.
De hogyan kényszerítsem hallgatásra őket!

1960

A VERSEKRŐL

Vlagyimir Narbutnak

Ez: az álmatlanság kifacsarva.
Ez: a gyertyakanóc, a szene.
Ez: a reggel ütése kitartva,
száz toronyban harangzene.
Ez: Csernyigov, a hold karéja,
őrzi a könyöklő melegét.
Ez: a somkóró. Ez: a méhraj.
Ez: a hőség, a por, a sötét.

1940

* * *

ÉRZEM, HOGY MÉG SOK MINDEN KÍVÁNNA...

Érzem, hogy még sok minden kívánna
megszólalni egyszer általam:
elfojtott dübörgés némasága,
kőrepesztő föld alatti lárma,
füstön átszivárgó fájdalom.
Nem tudom, szélnek, tűznek, vizeknek
adósa még mennyivel vagyok...
De helyettem álmaim fizetnek –
kaput tárnak nékem, és vezetnek,
követni a hajnalcsillagot.

1960

Halasi, Zoltán; Rab Zsuzsa