Ady Endre: ЭНДРЕ АДИ О судьбе единственных (Az egyetlenek sorsa Orosz nyelven)

Mégis mi fog történni az igazi egyetlenekkel, a dölyfös individuumokkal avagy egoistákkal, mint a svihák Barrès csúfolja őket? Mi lesz azokkal, akik nem a maguk kis cirkulusaik megzavarása miatt remegnek és dühöngnek, nem is a bőrük miatt? Azokkal, akinek a világ fölfordulása, a megvetett és mégis pótolhatatlan, zagyva, egész világé, azért sérelmes, mert agyonnyomja a különb világot, őket, az övékét? Az ő katasztrófáik még a világkatasztrófában is megrendítők s az ő világaik nem tűrik el a térkép-kiigazításokat, mint a Föld világáé. Boldogak azok, akik most megriadtan, egyszerűen eldobják a különbözés maszkját, melyet rájuk hiúság, divat erőletett s szaladhatnak nyájaik felé, melyektől kissé elkalandoztak. Sohse volt nagyobb szerencse mindenkihez tartozni, mint ma és sohse roppanhat össze szörnyűebben, mint aki egyetlen. Ők most az áram-mutatók, erőmérők, s ha holnap még találkozunk velük, ez azt fogja jelenteni, hogy a világ mégsem fog a tegnapiból egészen mássá zuhanni vagy fölcsapódni.

И все-таки, что станет с настоящими единственными, с заносчивыми индивидами или эгоистами, как поддразнивает их шельма Баррес? Что будет с теми, кто дрожит и негодует не из-за того, что тронули их маленькие круги, и не из-за собственной шкуры? Для которых то, что мир перевернулся, этот презираемый и все-таки незаменимый,  бестолковый, весь как есть, тем ущемляет их, что перевернувшись, задавил лучший мир, их собственный, и их, и их людей? Их катастрофы трогают и в мировой катастрофе, их миры не терпят картографических поправок, как мир Земли. Блаженны те, кто сейчас, оробев, разом отшвырнут маску особости, навязанную им тщеславием, модой и помчатся вдогонку за стадами, от которых поотбились слегка. Никогда еще не было большим счастьем, чем сегодня, быть со всеми вместе, и никогда еще не ломало так страшно тех, кто единствен. Они сейчас стрéлки, указующие течение, силомеры, и если завтра мы еще встретимся с ними, это будет означать, что мир вчерашнего все-таки не шлепнулся оземь и не отскочил во что-то совершенно иное.