Tolsztoj, Lev Nyikolajevics: Három medve (Три медведя Magyar nyelven)

Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику.
Дверь была отворена: она посмотрела в дверь, видит – в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один Медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу.
В домике было две комнаты: одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михаилы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина; третья, синенькая чашечка, была Мышуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая.
Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех.
Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше. Настасьи Петровнин и третий, маленький, с синенькой подушечкой – Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться на стуле.
Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая – Михаилы Иванычева, другая средняя – Настасьи Петровнина, третья маленькая – Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю – было слишком высоко; легла в маленькую – кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула.
А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке ! »
Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала, не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моего чашке и все выхлебал!»
Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!»
Настасья Петровна взглянула на свой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!»
Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!»
Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» – заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» – зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завичал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!»
Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

Egyszer egy leányka elment hazulról az erdőre. Eltévedt az erdőn, s keresni kezdte az utat hazafelé. Nem találta, de egyszer csak elérkezett egy házikóhoz.
Az ajtó nyitva volt, benéz az ajtón; látja, hogy senki sincs a házikóban, s bemegy. Három medve lakott ebben a házikóban. Egyik volt az apa, Mihail Ivanics, nagy volt és borzas. Másik volt az anya. Ez kisebb volt. Nasztaszja Petrovna volt a neve. Kis medvebocs volt a harmadik, úgy hívták: Misutka. A mackók nem voltak otthon, elmentek sétálni az erdőre.
Két szobája volt a házikónak, az egyik ebédlő, a másik hálószoba. A leányka bement az ebédlőbe, s három tálat látott az asztalon, leves volt bennük. Az első tál nagy volt, Mihail Ivanics tálja; a másik, a kisebb, Nasztaszja Petrovnáé, a harmadik, kis kék tál a Misutkáé. Mindegyik tál mellett kanál is volt: egy nagy, egy közepes meg egy kicsi. A leányka kezébe vette a nagy kanalat, kanalazott vele a nagy tálból, azután fogta a közepes kanalat, kanalazott vele a közepesből, azután fogta a kis kanalat, kanalazott vele a kicsi kék tálkából. Misutka levese esett a legjobban neki.
A leányka szeretett volna leülni, s három széket látott az asztal körül: egy nagyot, a Mihail Ivanicsét, egy kisebbet, a Nasztaszja Petrovnáét, s egy harmadikat, egészen kicsit, kék párnácskával, a Misutkáét. Felmászott a nagy székre, de leesett róla; azután ráült a középső székre, de kényelmetlen volt neki, azután ráült a kicsi székre, és elnevette magát - olyan jólesett az ülés rajta. Térdére vette a kis kék tálat, és enni kezdett. Megette mind a levest, és elkezdett a széken himbálózni.
A kis szék eltört, s a leányka leesett a földre. Felkelt, felemelte a kis széket, s bement a másik szobába. Ott három ágyat látott; az egyik nagy volt: Mihail Ivanics ágya, a másik közepes: Nasztaszja Petrovnáé, a harmadik, a kicsi, Misutkáé. A leányka belefeküdt a nagy ágyba - túlságosan tágas volt neki; belefeküdt a közepesbe - túlságosan magas volt neki; belefeküdt a kis ágyba - beleillett, mintha neki szabták volna, s el is aludt benne.
Hazajöttek a medvék nagy éhesen; s hozzá akartak látni az ebédhez. A nagy medve vette a tálját, belenézett, s elbődült rettenetes hangon: - Ki evett az én tálamból?
Nasztaszja Petrovna megnézte a tálját, s elordította magát, ha nem is olyan dörgő hangon: - Ki evett az én tálamból?
Misutka pedig meglátta az üres kis tálat, s így sipítozott cérnahangon: - Ki evett az én tálkámból, és ki ette meg egy cseppig a levesemet?
Mihail Ivanics a székére nézett, s elordította magát rettenetes hangon: - Ki ülhetett a székemen, s ki mozdíthatta el a helyéről?
Nasztaszja Petrovna a székére nézett, s elordította magát, ha nem is olyan dörgő hangon: - Ki ülhetett a székemen, s ki mozdíthatta el a helyéről?
Misutka az eltört kicsi székre nézett, s ezt sipította - Ki ülhetett a székemen, s ki törhette el a lábát?
Aztán bementek a másik szobába. - Ki feküdt az ágyamon, s ki gyűrte össze? - bőgte Mihail Ivanics rettenetes hangon. - Kifeküdt az ágyamon, s ki gyűrte össze? - bőgte Nasztaszja Petrovna, ha nem is olyan dörgő hangon. Misutka pedig odatolta a kicsi széket az ágyhoz, felmászott az ágyába, s ezt sipította cérnahangon: - Ki feküdt bele az ágyamba? - S egyszerre meglátta a leánykát, s olyat visított, mintha a húsába hasítottak volna. - Itt van! Fogják meg! Fogják meg! Ajajaj! Fogják meg!
És meg akarta harapni a kislányt. A leányka kinyitotta szemét, megpillantotta a medvéket, s az ablakhoz rohant. Nyitva volt az ablak, a leányka kiugrott rajta, és elmenekült. A medvék pedig nem érték utol.